Попал в переплет

Иллюстратор Аня Леонова: «Всё начинается только тогда, когда начинаешь рисовать»

Ноя 30, 2016 Переплет

Перед ярмаркой Non/fictio№18 Дарья Вильке и иллюстратор Аня Леонова говорят о книге, которую только что сделали вместе, «На другом берегу утра: Бестиарий Святого Фомы» — необычной истории двух братьев, оформленной необычными иллюстрациями — а еще о страхах и о том, что выбрать: жутковатое или красивое.

Д.: В общем, первая проиллюстрированная тобой подростковая книжка готова — какие ощущения?
А.: Волнительные. И праздничные.

anja5

Д.: Когда ты стала читать текст, что подумала? Ну или что представила? Я помню, что в начале речь шла только об обложке и только со временем все превратилось в книгу, оформленную иллюстрациями — но все равно.
А.: Когда я читала твой текст, то думала, что он как шкатулка. Драгоценности. Мне всегда нравятся слова, которые как будто сами себя рисуют. Когда чувствуешь насыщенность. А из-за запаха мяты у меня сразу в голове был такой чайник, в котором завариваешь всё. То есть, голова — котелок. А читаешь, и таким образом подсыпаешь туда одного и другого, и клубится ароматный пар.

anja4

Д.: Мне кажется, мы пошли на такой, несколько рискованный эксперимент, проиллюстрировав «по-настоящему» книгу для старших подростков и молодых взрослых, сейчас так не делают. В советское время — дело другое, но сейчас такие книги, как правило, чисто текстовые. И дело, может быть, не только в традиции и не только в финансовом. Ведь если просто говорить о насыщенном, почти «взрослом» тексте и иллюстрациях — с одной стороны, они делают книгу уникальной, необычной. А с другой — все-таки когда читатель остается наедине со сложным текстом, он выстраивает какой-то мир в голове — и вот тут получается, что иллюстратор уже сразу приготовил ему такие «подсказки», он уже сконструировал этот мир, пусть и намеками, задал уже какой-то вектор (ведь, к примеру, сам бестиарий мог бы представляться таким, совсем в стиле старых рукописей, а ты его сделала достаточно современным по рисунку). С книгами для детей помладше, которые априори могут и должны быть иллюстрированными, все иначе. Иллюстрирование подростковой литературы отвлекает от текста, меняет его звучание или наоборот, не мешает? Что скажешь?
А.: Бывает такая музыка. Например, если работаешь ночью, то включил себе тихонько слушать альбом или два, а потом забыл выключить, и не устал, от того, что всю ночь они с тобой, но чувствовал себя лучше. И можно строить. Мне кажется, что в серьезный текст нужна такая музыка. Картинки, которые не дают подсказок и не рисуют мир, а дают атмосферу и ритм, легкий фон, который проходит с читателем через книжку. Иногда заметна пауза, иногда — какой-нибудь всплеcк, громкий шорох или наоборот “тыдыщ”, это все делают картинки.
anja6

Д.: Я помню, как мы сидели все в кафе в Москве и обсуждали, что вот будет обложка и еще — что бестиарий будет таким «негативом», белым текстом на черном фоне, потому что это что-то вроде такой параллельной реальности, где все не такие, какими кажутся. Ну и еще буквицы в начале каждой главы рисованные. А потом буквицы превратились в такие мини-иллюстрации, где в каждой — фактически «краткое содержание очередной серии», а вставки бестиария — в полноценные иллюстрированные развороты, где у каждого человека-зверя свой образ и свой характер. Как оно так вышло? Вот каким был момент, когда ты подумала — должно быть все-таки так, а не иначе, я предложу это, вдруг пойдет? И почему оно так вышло вообще? Я помню, что первым был человек-дракон, ты его первым показала — или ты не его первого нарисовала? Или именно с дракона все началось почему-то?
А.: Дракон сразу пришел, и потом не хотел уходить. Он прогрыз странички текста, когда я первый раз распечатала и вчитывалась, и остался со мной. Он и на обложку пришел в разных вариантах, помнишь? И бестиарий, конечно, с него начался. После нашего обсуждения было трудно остановиться и оставаться в намеченных рамках. Текст повёл. Мне хотелось с ним пойти погулять. И смотреть всё-всё, что он покажет. И рассказать про это.

158-159_bestiary_komar
Д.: Если бы тебе пришлось рисовать Персонажа и Исусика, то какими они были бы? Они для меня — и осязаемые герои, и такой «голос за кадром», причем один из них — практически сливается с голосом «от автора», а для тебя как они выглядят? Ну или может быть, какой-то образный ряд есть, ассоциации какие-то?
А.: Персонаж и Исусик у меня сразу были близнецами. Красивыми, как автопортрет Рафаэля. Но один все время прозрачный, сквозь него все видно. Как вены проступают видно, но не слышно ни одного звука. Это шепотом. А другой телесный, с ним поэтому не трудно, не страшно. Он сложный, но не хрупкий.

20-21_bestiary_sobaka
Д.: А если бы было можно рисовать всех — не только сам бестиарий, то кого бы ты хотела рисовать больше всего? А кого было бы рисовать сложнее всего? Или, может быть — что-то, какую-то определенную сцену или образ.
А.: Секрет скажу — я там всех, кого хотела, нарисовала. Когда думала про то, что сложно рисовать — представила сразу сцену жертвоприношения в конце. Но она превратилась в очень яркий солнечный свет, вспышки, которые до боли слепят глаза. И это тоже то, что мне нарисовать хотелось бы.

Д.: Когда ты училась в Британской школе дизайна, то наверняка как-то представляла, что ты хочешь делать как иллюстратор. Или не было никакой мечты и каких-то конкретных представлений?
А.: Сначала представлений не было — понять бы, что происходит. А потом стало понятно, что я мечтаю быть таким иллюстратором-журналистом. Чтобы были сюжеты и истории, полные неровностей и трудностей, чтобы к ним можно было рисовать такие же неровные картинки.
Д.: Дипломный проект у тебя был такой, художественно-социальный, про бездомных. Почему именно так? Это было желание рассказывать какие-то истории, чтобы за картинкой кто-то стоял — или что-то еще?
А.: Мне хочется научиться рассказывать свои истории, но этого пока еще нет. Диплом сначала возник только от пути. Не жизненного пути, а от дороги от метро к школе. Окрестности Курского вокзала. Потом всё соединилось.

31_konec_glavy_5

Д.: А вот, представь, приходит издатель и говорит — ну, понятно, фантастическая такая ситуация, но все равно — Аня, можешь выбрать любую книгу и проиллюстрировать, что выберешь? Почему?
А.: Думаю над этим вопросом больше всего. И не могу ответить. Я не знаю). Я бы всё хотела. Так много всего крутого, красивого, что отзывается и звучит. Хочу любую задачу. И хочу научиться рассказывать свои истории.

Д.: Давай про страхи. У писателя, садящегося за рукопись, они одни, у иллюстратора — другие, мне кажется. Мне не страшно начинать, мне страшно, когда многое написано и я уже завязла в истории по уши, так, что отступать некуда — страшно, что будет хуже, чем предыдущий текст, что «так не пишут», что «у меня такого не было, это все дико», что это все никому не интересно, что вот об этом и том лучше не надо, «а то все обязательно поймут не так», что лирических героев воспримут как мою копию, да много разного и часто — панического просто, когда накрывает вне зависимости от того, сколько книг у тебя вышло и сколько текстов ты написал. А у иллюстратора как? Твои страхи? Это что-то вроде «страха вратаря перед одиннадцатиметровым»?
Я много думала про вот это все и подумала, что пишущему текст все проще спрятать в буквах, в структуре текста, в изгибах сюжета, а иллюстратор — ну как голый сразу, все посмотрели — и сразу все увидели. Да?
А.: Я — голый вратарь перед белым листом! Это правда, мне как раз начинать очень страшно. Не из-за чистого листа, из-за направления первых шагов. Всё начинается только тогда, когда начинаешь что-нибудь рисовать. Огромное белое заснеженное поле. А у тебя как будто есть домик на краю поля. С камином, с чаем, с окном и дверью. С носочками и пледом. И ты можешь там просидеть сколько угодно, без приключений. Ты там даже думаешь про приключения, в домике. Но далеко от себя и абстрактно. Без приключений и страха можно испечь пирог. Вдохновенно, но в домике. А для картинок оттуда выходишь. И самое страшное — за миг до выхода, за секундочку. Низачтонеходитьтудагдехолоднолучшепостиратьвсенаволочкиивообще. Потом может нос отмерзнуть, и можно заблудиться и потеряться, и можно не есть и не спать, и забыть про носочки. И будет неважно, потому что вокруг уже морозный воздух и ты идешь, и не остановишься, пока не придешь в какое-нибудь красивое место, и поймешь там — “вот, хорошо пришел”.

Д.: И теперь такой блиц: иллюстратор — это актер или режиссер?
А.: Бывает и так, и так. но интереснее, когда это режиссер. Даже второй режиссер.

Д.: Тушь или акварель?
А.: Тушь!

Д.: Ника Гольц или Виктор Чижиков?
А.: Май Митурич и Владимир Лебедев. Или так не отвечают на блиц? ) Тогда Ника Гольц.

Д.: Классический или современный сюжет?
А.: Возьму оба!

Д.: Жутковатое или красивое?
А.: Жутковатое, конечно. Оно часто самое красивое.

Д.: Цвет или ч/б?
А.: Ч/б.

Д.: Кино или театр?
А.: Театр!

%d0%b0%d0%bd%d1%8f-%d1%80%d0%b5%d0%bb%d0%b8%d0%b7Аня Леонова — родилась в 1986 году, живет в Москве. Закончила Британскую высшую школу дизайна, сотрудничала с журналом «Большой город», ресурсом «Медиазона» и Музеем современного искусства «Гараж». «На другом берегу утра: Бестиарий Святого Фомы» — её дебютный проект в иллюстрировании книг для детей и подростков.