Журнал Переплет

Дарья Доцук. Говорящий портрет.

Павел Каретников, Екатерина Каретникова. Город Семи ветров.

Ая Эн. Абсолютно необитаемые.

Цокто Жигмытов, Чингиз Цыбиков. Умник, Белка и капитан.

Фантастику и фэнтези в шорт-листе «Книгуру» представляют четыре текста – по два в каждом жанре. То есть, вместе со сказками так называемые условные формы составляют меньше половины списка. Наверное, на этой нехитрой статистике можно было бы поспекулировать и провозгласить торжество реализма в отечественной детской литературе, но вряд ли это стоит делать. Во-первых, и детский, и взрослый интерес к литературной фантастике во всех её разновидностях никуда не делся. Во-вторых, чистый вымысел, абсолютное fiction всегда напоминают нам о том, что такое вообще литература в её первозданном виде – то есть сплошные архетипы и символы, обряды и ритуалы, — то есть, сплошная магия. Это всё, конечно, азбучные истины, как и то, что детская литература – вводный курс в литературу большую, не демо-версия, а что-то вроде необходимой акклиматизации, которую проходят альпинисты перед подъёмом на вершины. Взять хотя бы известный пример из Мирона Петровского – как в стихотворных сказках Чуковского разворачивается весь метрический репертуар русской поэзии «серебряного века».

Понятно, почему и про акклиматизацию, и про Петровского подумалось по ходу чтения повестей Дарьи Доцук и Павла и Екатерины Каретниковых. Фэнтези – жанр врождённо «литературный», опирающийся на другие тексты и в лучших и в самых дурных своих образах. В этих случаях образцы – из лучших.

И всё равно надо обладать определённой смелостью, чтобы браться за такие «вечные мотивы» и «вечные образы», как, например, оживающий портрет: казалось бы, что тут можно написать – всё уже написано и у Гоголя, и у Уайльда, и даже у Джоан Роулинг. Но Дарья Доцук рассказывает свою собственную историю. Однажды художник Вильта написал портрет сынишки почтальона – Вика, стал с ним разговаривать, и однажды мальчик на холсте заговорил в ответ. Потом художник умрёт, и начнутся странствия и приключения нарисованного Вика от одних хозяев к другим, от одной эпохи к другой, из условного прошлого к условному настоящему. И это тоже мировой тренд: романов с «длинными сюжетами», протяжёнными во времени на несколько десятилетий или даже столетий, становится всё больше (из недавнего и уже существующего в русском переводе можно вспомнить роман Филипа Майера «Сын» и «Трансатлантику» Колума Маккэнна, хотя и в отечественной прозе таких примеров хватает – «Мягкая ткань» Бориса Минаева, «Поклонение волхвов» Сухбата Афлатуни, «Калейдоскоп: расходные материалы» Сергея Кузнецова). И то, что такие сюжеты появляются в детской литературе почти синхронно, само по себе очень интересно. «Длинные сюжеты» в современной литературе стали возникать на волне нового осмысления истории как story, поэтому в них всегда есть свой «метасюжет», «над-история», недоступная ни одному из персонажей. Просто потому, что персонажи так долго не живут. Дарья Доцук для своего «длинного сюжета» придумала персонажа-долгожителя, а заодно – историю (в смысле history), которая очень похожа на историю какой-нибудь среднестатистической европейской страны. Осталось только определить тот самый метасюжет. Хотя их может быть и несколько. Возможно, повесть Дарьи Доцук – об искусстве как о возможности спасительного общения, а возможно, о том, что многовековые приключения Вика-картины вели его к тому, чтобы Талье, мальчик в инвалидной коляске, лишённый способности двигаться и говорить, заговорил его голосом. Хотя одно не исключает другого, а может быть, есть ещё и третье. Главное, что у читателя появится привычка к распутыванию непростых сюжетных сплетений и думанию трудных мыслей, а значит, всё у него впереди – и Гоголь, и Уайльд, и «длинные сюжеты».

«Город Семи Ветров» Павла и Екатерины Каретниковых устроен совсем иначе. По большому счёту, это и н фэнтези вовсе, а тонкая мистическая проза с уклоном в притчу, или если всё же фэнтези, то напоминающее Мервина Пика и Клайва Льюиса, причём, не «Хроники Нарнии», а «Льюиса для взрослых», например, «Расторжение брака». Некоторые страницы заставляют вспомнить Кафку. Некоторые – Стругацких. Впрочем, читатель-подросток обойдётся без этих аллюзий и будет просто читать историю мальчика Ромки, которая поначалу покажется совсем не фантастической. Одинокий подросток в вечернем городе, куда недавно переехал к бабушке и её мужу, потому что отец смертельно болен, мама должна находиться рядом с ним, при клинике, все деньги ушли на лечение. В какой момент начинается незаметное расподобление реальности, можно и не заметить. Вроде бы дети, с которыми герой знакомится, — Ронька и Толик – немного странные. Воде бы случайный трамвай, в который Ромка садится, не обозначен на схеме городского транспорта и ходит по непонятному круговому маршруту. Но всё это объяснимо: другой город, другие люди. И только потом выясняется, что прямо здесь, через реку – иной мир, иное измерение, параллельная реальность, но уже поздно – читатель попался, у него эта реальность вызывает не меньшее доверие, чем та, в которой начинается история. В этом другом мире Ромка совершит подвиг и станет героем, и это изменит наш мир так, что умерший отец вновь окажется живым… Такое отношение к смерти может показаться несколько легкомысленным, если бы не городская топология: река, разделяющая миры, девочка в лодке – перевозчик с берега на берег, которой надо заплатить монетками… Особо и в мифологический словарь лезть не надо, чтобы понять, что герой совершает путешествия за грань жизни и обратно. Но это понимание отложится на потом, когда будет прочитано много других важных книг и посмотрено фильмов, и всё-таки «Город семи ветров», скорее всего, не забудется и тогда.

Первый литературный подтекст, который вспоминается по поводу повести Аи Эн «Абсолютно необитаемые», — «Алиса в стране чудес». Это, конечно, помимо того, что перед нами фантастическая робинзонада. Ученики школы для особо одарённых Маша и Рино заснули у мамы Рино на даче, а проснулись на необитаемом острове в безлюдном мире под названием Земля-11. Но количество весёлого абсурда, логических и пространственно-временных парадоксов напомнит о Кэролле ещё не раз. Правда, «Абсолютно необитаемые» — не столько подготовка к знакомству с более сложным художественным языком, сколько игра с языками, которыми читатель владеет в совершенстве. Это и комиксы Marvel, и их экранизации, и компьютерные игры. Маша и Ринго – не просто дети, а мутанты, начинающие «люди Икс», то есть, не совсем люди, у которых вообще есть шанс стать мутангелами, то есть, вершителями мировых судеб, создателями суперигры, пишущими для неё программы. Впрочем, понять мир серии «Мутангелы» из этой повести вряд ли получится до конца. Чтобы разобраться со всей структурой, с иерархиями и чинами, видами и подвидами самых невероятных созданий, надо читать всю серию, а «Абсолютно необитаемые», как указано автором, — спин-офф, ответвление от основной линии. Впрочем, что абсолютно ясно и понятно, так это выбор персонажей.

В современной популярной культуре мутанты (они же – супергерои) давно уже стали универсальным образом подростковой самоидентификации, своего рода новым архетипом, который соединяет в себе все подростковые комплексы и подростковые ценности: и максимализм, и уязвимость, и восприятие собственного тела в диапазоне от брезгливости до восторга. Все «икс-мены», «спайдермены» и «бэтмены» — это именно такое стопроцентное попадание в подростковую психологию, а потому успех их близким и дальним родственникам обеспечен очень надолго, если не навсегда. Главное – талант и изобретательность автора, а их Ае Эн не занимать.

Весёлый экшн Цокто Жигмытова и Чингиза Цыбикова «Умник, Белка и Капитан» разговаривает с читателем на языке любимых кинообразов и киноцитат. Потому это и киноповесть. И кого тут только нет: и ниндзя, и индейцы команчи, и синие гуманоиды. А так вообще это история про обычный летний детский лагерь: полным ходом идёт подготовка к концерту для родителей, вожатый Олег влюблён в вожатую Дашу, детей кормят просроченными продуктами… Вот это-то последнее обстоятельство и расследуют два мальчишки из лагеря – Капитан и Умник, и оказывается, что все дети в лагере живы и здоровы и никто не отравился, потому что на кухне творит чудеса повар по имени Амадей, который вовсе не тот, за кого себя выдаёт. А за чудесным поваром охотятся и местные бандиты… Здесь уже можно сказать «стоп!», а потом добавить: немедленно снять фильм по такой книжке! Но в том и дело, что авторы приглашают кино не смотреть, а читать. И это такой хитрый ход по переманиванию из куда более многочисленных рядов зрителей в менее многочисленные ряды читателей. А свой фильм, в конце концов, может снять каждый – в собственном воображении.

Ольга Лебедушкина