Журнал Переплет

Александр Киселёв. Один мальчик.

Светлана Лаврова. Год свирепого цыплёнка.

Никита Марзан. Старые да малые.

Героя прозы Александра Киселёва знают все. Это про него, про Одного Мальчика (а также про его сестру-близнеца – Одну Девочку), рассказывает городской детский фольклор во всём разнообразии его жанров – от сказок, страшилок и быличек до анекдотов и «случаев». Это персонально к Одному Мальчику приезжает гроб на колёсиках, к нему тянется красная рука, его, гремя костями, преследуют скелеты. Но даже если мы вынесем за скобки весь этот экстрим, всё самое забавное, интересное и важное во дворе, в школе, в детском саду будет происходить с Одним Мальчиком, который, как знакомый знакомых, всегда где-то неподалёку, через одно рукопожатие. То есть мы лично не знакомы, но обязательно о нём знаем. Поэтому лучшего героя для сказочных историй и представить себе невозможно.

Но герой-то есть, а вот со сказочными историями что-то происходит. Не именно и не только у Александра Киселёва, а вообще.

Дело в том, что традиционная, «каноническая» сказка всё дальше уходит в литературу для взрослых. Лет десять назад в современной отечественной прозе наблюдался настоящий «сказочный бум». Тут можно вспомнить и «Русские инородные сказки» и другие проекты Макса Фрая, и знаменитые сказочные циклы Людмилы Петрушевской и Александра Кабакова, и сказки-фельетоны Петра Алешковского в «Русском репортёре»… Сегодня всё это резко куда-то пропало. То есть, на самом деле, не резко, а постепенно: закрывались проекты, а за ними – издательства, авторы возвращались к более привычной и более востребованной большой форме, да и в целом атмосфера последних двух-трёх лет как-то уж совсем ничему такому «сказочному» не способствовала, и это долгий разговор, почему условный отечественный «неоромантизм» как будто куда-то испарился. Но это вовсе не значит, что «время сказок» закончилось. Наоборот, ровно тогда же, когда стали менее заметны отечественные сказочники – старые и новые, в освободившуюся нишу хлынула литература переводная, так или и наче пересказывающая старые сказки на новый лад – от антологии Кейт Бернхаймер («Мать извела меня, папа сожрал меня…» и сборника «Дикие лебеди» и другие сказки» Майкла Каннингема до романов-сказок Грэма Джойса и Элайзы Грэнвилл. Так задним числом выяснилось, что наш былой «сказочный бум» — вовсе не явление местного масштаба и не внутреннее дело русской литературы, а мировой тренд. Добавим ко всему популярный сериал «Однажды в сказке», вполне себе для взрослых, который представляет собой микс из главных сказочных сюжетов, и это такое уж подтверждение того же тренда…

Весь этот утомительный экскурс был к тому, что, кажется, сегодня сказки для взрослых писать легче, чем сказки для детей. «Один мальчик» Александра Киселёва – как раз об этом. Не случайно и некоторые истории из .того цикла публиковались в одном из проектов журнала «Русский пионер», который, как известно, — совсем не журнал «Пионер». То, что весёлые, иногда просто очень смешные, истории Александра Киселёва обращены к взрослому читателю едва ли не в первую очередь, становится понятно уже с самого начала, когда Один Мальчик с друзьями переписывают заново сладенькую сказочку про ёжика и зайку («Весенняя песенка»). В последней истории так же забавно переиначиваются сказки про репку, колобка и Красную шапочку («Вместо послесловия, или Сказка на букву «Э»). И нельзя сказать, что «читатель от 10 лет», которому адресована проза Александра Киселёва, над всем этим смеяться не будет. Будет, и ещё как, потому что у него всё в порядке с чувством юмора, и очень многие вещи он понимает, хотя бы интуитивно, в том числе, и то, что на взрослом специальном языке называется «самоиронией жанра» или «авторефлексией литературы». Ясно, что сами эти терминологические премудрости и не всякий взрослый поймёт. Но текст лукаво подмигивает совсем не каждому взрослому, а прежде всего, тому, кто профессионально занимается детской литературой. И к тем ещё, кто профессионально или не очень берётся о ней судить. И тут тоже всё понятно, почему так. Потому что надоели. И те, кому нужно умильное про ёжиков и заек, и те, кому нужны сказки экспериментальные, или этические, или эмоциональные, и вообще достали все эти штампы и стереотипы. Так что «Один Мальчик» получается не столько про Одного Мальчика, сколько про детскую литературу и её нынешние проблемы.

А хочется больше про Мальчика. Потому что когда только про него, тогда всё становится и замечательно, м свободно, и чудесно, как в истории про летающий зонтик, который слушался только Одного Мальчика: «Он открыл зонтик и поднялся на метр, на два, на три…
И все закричали:
— Как ты это сделал?
— Просто так, — ответил Мальчик, – просто захотелось.
И тогда папа сказал непонятное:
— А знаете, почему он летает, а мы нет? Потому что нам надо, а он – просто так».

И это правда. Всё самое прекрасное случается просто так.

А над стереотипами и штампами смеяться, конечно, надо. Никто не спорит.

Если сегодня и действительно сказки для детей пишутся труднее, чем сказки для взрослых, это не про «Год свирепого цыплёнка» Светланы Лавровой. Тут чудеса рождаются так легко и стремительно, что уследить не успеваешь. Вот оставили родители детей в новогоднюю ночь одних, ушли праздновать к друзьям, дети обиделись и нарисовали на газетной бумаге цыплёнка-монстра, сначала пририсовали ему длинный клюв, потом – рога и зубы, потом – бивни, чтобы как у мамонта, потом снабдили для верности пулемётом, а нарисованный бумажный монстрик ожил и вылетел в форточку, И оказался вовсе не свирепым, а одиноким и беззащитным несмотря на угрожающий облик.

А в то же самое время пятиклассник Ванечка Сокольский решил стать вампиром и ищет кого-нибудь, подходящего для его укушения, потому что человеческими средствами справиться с врагами – одноклассниками Егуловым и Лизаветой-ябедой, а заодно и со злостной математичкой, ну, просто никак невозможно.

И, конечно, они подружатся – Ванечка и бумажный монстр.

Читая Светлану Лаврову, удивляешься этой совершенно детской свободе фантазии и способности смешивать всё на свете, причём, абсолютно просто так, играючи и беспечно. В повести «Куда скачет петушиная лошадь?» фольклорным героям народа коми было не тесно с инопланетянами, теперь к бумажному монстру и ненастоящему вампиру присоединяются ещё и палеонтология, трилобиты и библиотекарша-оборотень. Нельзя сказать, что без старых сказок на новый лад здесь совсем не обошлось. Нарисованный цыплёнок – он одновременно и гадкий утёнок, и стойкий оловянный солдатик, а уж древние библиотечные крысы как будто сбежали со страниц Андерсена, но в то же время это не ироническая игра с осовремениванием классики, а опять-таки какое-то очень естественное и уместное ощущение атмосферы, чтобы не сказать – духа…

Ещё одна тема, которая сама собой возникает по ходу чтения, — замечательные взрослые, которые окружают Ванечку в повести «Год свирепого цыпленка». У него две потрясающие бабушки, одна из которых – палеонтолог, трогательные папа-учёный и мама- вегетарианка, дядя – защитник тигров, и хотя он-то только притворяется вампиром, библиотекарша Наталья Анатольевна, спасая Ванечку от злодеев, превратится в огромную кошку – настоящую кошку Баскервилей. Здесь маленькому человеку пропасть не дадут. И вообще взрослый мир у Светланы Лавровой – мир невероятных вещей, чудес и волшебства. Тут бабушка Маркиза наряжает ёлку из ископаемых костей и окаменелостей, а в детской библиотеке водятся привидения и говорящие крысы. И как не задуматься над очевидным — насколько детская словесность зависит не только от жанра, но и от возраста читателей. Речь, конечно, не о возрастных ограничениях и запретах, а вещах намного более серьёзных, экзистенциальных. Потому что, при всей условности цифр, «от 10» и «от 14» — это разные люди и разные жизни. «10» – ещё детское ощущение значительности и особенности всего окружающего и происходящего. «14» — конфликт с этим окружающим, неизбежное разочарование в том, что недавно казалось интригующим и сложным, а отсюда – неизбежное травматическое упрощение. Поэтому детская литература «для среднего школьного» и литература подростковая (по крайней мере, в рамках шорт-листа «Книгуру») – так не похожи. И поэтому же в возрастной группе «читателям от 10», пожалуй, только «Год свирепого цыплёнка» стопроцентно попадает по адресу.

С разницей детского, подросткового и взрослого в оптике и мироощущении экспериментирует Никита Марзан в простеньких только на первый взгляд историях («Старые да малые»). «Старые» — это сказочные Дед и Баба, которые, вроде бы, всем знакомы с детства, но что мы такого о них знаем, кроме того, что была у них курочка Ряба и что посадил Дед репку… А у них, оказывается, много чего происходит, только вот вопрос – интересно ли детям читать про взрослых, особенно если они не суперзвёзды и супергерои, а просто – старые? Вообще – интересны ли детям старики? Например, есть ли кому дело до того, что дед потерял свою вставную челюсть? Так-то и занятного, и весёлого мало, но вот если дед потерял, а водяной нашёл, а леший подрался из-за челюсти с водяным, а потом деду её принёс, то тут начинается настоящий сказочный балаган. А что, в мировой литературе старик – изначально комический персонаж. Но вот любопытно, а получилась бы весёлая книжка для малых о старых без лешего, водяного, медведя, волка и других сказочных персонажей, потому что рассказывает Никита Марзан не сказки, а самые что ни на есть житейские сюжеты.

С «малыми» — примерно та же история. «Малые» — это мальчик Женюрка (что-то подсказывает, что имя героя стоило бы и поменять), который на своём детском языке рассказывает абсолютно взрослые истории, вроде той, когда они с папой решили заработать маме на подарок к 8 марта, отправились распространять духи и попали в гости к «той тётке в золоте», которая, оказывается, в папу была влюблена ещё в с третьего класса, а теперь у неё ни мужа, ни детей, и духи к празднику она сама себе покупает. Тётка превращается почти в сказочное чудовище, потому что хочет оставить мальчика с папой в своей пятикомнатной квартире, взять их в плен, и они спасаются бегством, как будто из дворца злой колдуньи… Таких эпизодов, которые совершенно по-разному читаются детскими и взрослыми глазами, у Марзана много, только не всегда понятно, чего здесь больше – литературы для детей про взрослую жизнь или литературы для взрослых о том, как дети их жизнь воспринимают. Впрочем, попробуй отдели одно от другого…

Ольга Лебедушкина