Журнал Переплет

В 2015 году издательство «Самокат» переиздает повесть Маши Рольникайте (1927-2016) «Я должна рассказать» из серии «Как это было», в 2016 году — повесть «Привыкни к свету» (составление и оформление серии Илья Бернштейна, иллюстрации Анны Лихтикман).

27 января – Международный день жертв Холокоста. Маша Рольникайте (Мария Григорьевна Рольникайте, на идише — Маше Рольник) была одной из миллионов жертв, и одной из немногих, кто выжил и сумел рассказать о том, что ее заставили пережить. Этой цели она посвятила всю жизнь и творчество, в том числе автобиографическую повесть на основе личных дневников «Я должна рассказать» – о жизни в Вильнюсском гетто, о лагерях смерти Штрасденгофе и Штуттгофе – и полуавтобиографическую «Привыкни к свету» – о жизни в Вильнюсе после фашистской оккупации. «Я должна рассказать» заканчивается освобождением, «Привыкни к свету» освобождением начинается.

«Привыкни к свету» нельзя назвать автобиографией в полном смысле слова, хотя судьба Норы имеет очень много общего с судьбой автора (убийство в Понарах матери и других близких людей, возвращение  к руинам родного дома, отторжение от новой семьи отца, низкоквалифицированная работа и т.п.). Но есть и глубокая разница.

Цель девушки Маши – рассказать. «Если останусь жива, сама расскажу, если нет – другие прочтут. Но пусть знают! Обязательно!». В одном интервью М. Рольникайте, углубляясь в подробности своей главной книги, говорит, что как-то в лагере другая девушка решилась быть казненной вместо нее, объясняя это тем, что «вот не будет в мире больше какой-то Маши Механик — и что-то изменится?» Подразумевается, что от смерти Маши Рольникайте в мире что-то изменится (если вообще корректно так говорить о существовании любого человека) – ведь она носитель, хранитель информации, которую она должна рассказать. И Маша принимает эту жертву. Она не забудет. В жутких условиях, в голоде, издевательствах, отчаянии, постоянном страхе – не забывала она о своей цели; искала то, чем и на чем можно писать, писала и прятала, заучивала наизусть… Маша оказалась на редкость крепкой девушкой – не только выжила, не только не сломалась, но и достигла цели – рассказала.

Нору тоже одолевают воспоминания. Она тоже хочет рассказать, она не может молчать! Но «люди прерывают ее, им надоело слушать одно и то же». «Не думай больше о смерти» — говорят Норе. И она учится забывать.

Получается это очень не сразу: «Найти себя в новом мире, заново научить прощать и отвечать за все. Нет, нет! Она не хочет быть как те, которые закрывали перед ней дверь <…> Она не хочет быть такой!». А кто эти «те»? Они всего лишь потеряли на войне сыновей и мужей, меняли на толкучке пальто, снятое с трупа казненного, чтобы не замерзнуть зимой, а сейчас занимаются нелюбимым делом, чтобы кормить многочисленных иждивенцев. И теперь эти женщины (прежде всего, конечно, женщины – мужчины погибли или еще воюют), голыми руками разбирающие развалины разбомбленных домов, радуются новому платью, сплетничают и мечтают… Это потрясает Нору. Только с Аней, пережившей концлагерь, чувствует она себя на равных. Дело даже не в прошлом – почти все вокруг в той или иной мере пострадали, а в том, как Аня это пережила. Вернее – не пережила. Акушерка по профессии, она не может принимать детей после того, как принимала их в лагере смерти – и тут же отдавала на смерть. Она решает забыть все, что знала и умела – исчезнуть, жить – и не жить: «Мы с тобой разве живём? Только с виду кажется, что мы, как все – работаем, ходим, едим. Но сами всё время там – я в лагере, ты – в своих подвалах», — говорит она Норе, и какое-то время Нора хочет жить так же. Нора «говорит покорно, тихо», но чувствуется в ней фанатичное упорство в отчуждении от людей. И никак не укрыться от былого, от переживаний, бередящих рану – вот он, лес, где казнили ее мать, а вот идут мимо немцы, которые теперь вроде бы такие же люди, как она.

Нора не чувствует в себе сил простить тех, кто не пускал ее к себе, пусть они «не оправдывались, что боятся, даже сочувствовали». Простить тех, кто не помог, кто смалодушничал, кто испугался. Она требует от других непогрешимости, для нее нет полутонов. Хорошие – те, кто готовы были рискнуть своей жизнью и жизнью семьи ради чужого, гонимого человека. Плохие – кто не был готов; кто прожил эти годы относительно спокойно, не был ни в лагере, ни в гетто, ни на фронте.

Норе везет с окружающими. Война и нужда всех сделали терпимее. Они прощают ей дикарское поведение, помогают адаптироваться – и вот у нее есть комната, есть работа, есть платье, в котором «можно показаться перед чужими». На все лады уговаривают ее понять: «… ты – счастливая, что вытянула счастливый билет. Те, другие – лежат в земле, их пепел развеян, а ты счастливая, что в этом пекле жива осталась». Не сразу осознает Нора правильность этих слов. Ей совестно мечтать о хорошем, неловко идти в кино и на концерт, стыдно радоваться жизни перед памятью погибшей матери.

Все уговаривают Нору пойти учиться. Но «можно ли писать стихи после Освенцима»? Что касается уроков музыки, то – увы, оказывается, что нельзя, в буквальном смысле, «отмороженные пальцы не смогут колотить по клавишам». Что же до учения в школе, то годы ненормального, ежеминутного ужаса подорвали уверенность в нужности знаний: «мама кончила консерваторию, знала французский и немецкий язык. А тот, который её угнал, может, еле умел расписаться. Но у него в руках был автомат.»

Маша Рольникайте списала Нору с себя. Сама она, вернувшись в родной город, растерялась сперва – мирной, довоенной жизни не осталось, но и лагерная жизнь вроде закончилась. Как же теперь жить? Забыть, как сестренка спрашивала мать: «А когда расстреливают – больно?», как не считали за людей, как клеймили желтыми звездами, как исчезали в страданиях и боли люди и «остался только след её ног на песке. Но я должна была встать точно на то же место, и не стало даже этого следа». Бывший одноклассник кричит: «И не смерди в нашей школе!», жестокий хозяин, убивающий непосильной работой девушек-заключенных, торжественно едет в кирху в вычищенной их костлявыми руками праздничной коляске…

Но нельзя жить без людей. И вот уже не может Нора, выжившая в сугробе, на чердаке, временами забывавшая человеческую речь – не поделиться с окружающими не самой, в общем, страшной своей бедой — потерей карточек. Она согласна вытерпеть, поголодать – но не может сдержаться, чтоб не рассказать об этом. Пусть поругают ее за неумехость, за нескладность – пусть. Лишь бы были вокруг. «Как странно, удивительно устроен человек! Он нашел в себе силу отказаться от жизни, и вдруг тяжело отказаться от пряников и леденцов» (В. Гроссман «Жизнь и судьба»).

Нас учили восхищаться теми, кто предпочел «умереть стоя, а не жить на коленях». Теми, кто не пожалел своей жизни для борьбы с врагом. Выживших (в оккупации, в лагере смерти) — в Советском Союзе ждало в лучшем случае недоверие. Исключений не было ни для женщин – пусть бросает детей на кого угодно и идет бороться (Гуля Королева — смотри книгу Е. Ильиной «Четвёртая высота»), ни для детей (Леня Голиков, Марат Казей и многие другие). С этой точки зрения нет прощения ни Маше, ни Машиной маме, ни старшей сестре Мире, ни Норе. Маша воодушевленно и с явным сочувствием говорит в дневниках о подпольщиках, сама осторожно сопротивляется (вшивает пионерский галстук под подкладку пиджака отца; в лагере сочиняет стихи, высмеивающие правила надсмотрщиков), но сама в подпольщики не идет, это даже не обсуждается, хотя даже в гетто (не говоря уж о лагере смерти) «существование даже назвать нельзя жизнью: ежедневно угрожает смерть, мы голодаем, мёрзнем, страдаем». Но не все из тех, кого обрекли на унизительную жизнь и мучительную смерть только за то, что они евреи, были борцами и, оказывается, можно жалеть и тех, кто не бросился на колючую проволоку, кто носил в сердце нестерпимое желание – жить.

Мы живем. Как и Маша, и Нора, мы ходим по земле, где «под каждым бугорком – человек». В мире, где люди такие непонятные — «сердятся только из-за того, что не очень удобно сидеть». Да, «война ушла в прошлое, и смерть с нею». Но хотя бы в этот день вспомним. Хотя бы в этот день не будем делать вид, будто ничего не было. «Но ведь было! Было!»

Катарина Гулевская

Два интервью с Машей Рольникайте 2015 года вы можете посмотреть здесь: http://zip-files.info/ и прочитать здесь: https://takiedela.ru/2015/12/marija-rolnikaite/