Журнал Переплет

Книги Джоан Роулинг о Гарри Поттере – культурный феномен, поразительный  во многих отношениях. Но меня, как переводчика, больше всего удивило то, что ситуация с их переводом на русский язык сумела вовлечь в дискуссию о качестве литературного перевода огромное количество людей. После выхода на русском языке очередной книги о Поттере, пьесы «Гарри Поттер и проклятое дитя» вокруг вдруг стали обсуждать не только саму книгу, но и то, как она и предыдущие книги серии были переведены. В интернет-изданиях и блогах стали появляться заметки – в основном гневные и раздраженные – по поводу перевода Марии Спивак, списки ошибок и прочее. А на сайте Change.org даже появилась обращенная к издательству петиция с требованием прекратить публиковать книги о Гарри Поттере в переводе этого переводчика. И это письмо подписали более 70 тысяч человек!

Выход дискуссии о достоинствах и недостатках той или иной переводческой работы далеко за рамки широкого профессионального сообщества – явление столь же удивительное, как появление сотен сов при свете дня. Я, по крайней мере, больше ни одного такого случая не припомню. Да, обсуждали, например, новый, выполненный Максимом Немцовым, перевод Сэлинджера, когда он только вышел – но все-таки это был совсем другой масштаб. Поттериана же, видимо, стала в нашей стране поистине всенародно любимым чтением, раз вопрос о ее переводе волнует такое количество людей.

Честно сказать, до недавнего времени я по-русски «Гарри Поттера» не читала. Теперь это упущение исправлено. По крайней мере, частично: я решила, что для того, чтобы составить мнение о двух существующих переводах, вполне достаточно внимательно познакомиться с русскими вариантами первой книги поттерианы. В моем распоряжении было издание 2012 года, выпущенное  «Росмэном», и свежий, 2017 года, «Гарри Поттер и философский камень» от «Махаона».

Я специально четко указываю здесь годы издания, потому что, судя по всему, и та и другая книга после первого издания редактировались, может быть и неоднократно. Об этом нигде не сказано, никаких обязательных «издание n-ное, исправленное» нет, но такой вывод делаю из того, что некоторых вещей, на которые указывали писавшие о переводе «Гарри Поттера» до меня, в этих изданиях не обнаружилось.

Первый — внешний — осмотр книг уже многое мне сказал. Обе книги в твердом переплете, но у «Махаона» под обложкой – качественная белая бумага, а у «Росмэна» – серая и неопрятная. Не могу понять, почему любители поттерианы против перевода, изданного «Махаоном», всколыхнулись, стали писать петиции, упирая особенно на то, что с культовым произведением следует обращаться уважительно и издавать так, «чтобы не стыдно было книгу детям в руки дать». А то, какого низкого качества книги выходили в «Росмэне», почему-то никого не возмущает. Вот мне было бы неприятно дать ребенку или другу книгу, напечатанную на газетной бумаге.

В «махаоновском» издании  на первой странице стоит имя переводчика Марии Спивак, в чем нет ничего удивительного. А вот «росмэновская» книжка встречает читателя надписью: «Перевод с английского М. Д.  Литвиновой», что оказалось для меня неожиданностью.  Дело в том, что в разных источниках переводчиком первой книги называется Игорь Оранский. Впрочем, его имя, как оказалось, в этом издании все же указано. На последней странице. Которая интересна еще и тем, что на ней нет имени литературного редактора – того человека, кто должен был этот текст довести до ума, и кому наряду с переводчиком могли бы быть адресованы претензии или похвалы по поводу качества текста.

В общем, первое впечатление от «росмэновского» издания — не самое благоприятное: низкого качества серая бумага, невнятное указание переводчика (переводчиков?), отсутствие сведений о редакторе… Все это демонстрирует неуважение издательства и к своим сотрудникам, и к произведению, и к читателям.

Впрочем, если говорить именно о переводчиках, я даже не знаю, кому здесь стоит больше обижаться: Игорю Оранскому, чье имя указано только в конце книги, или Марине Литвиновой, чье имя красуется на первой странице, – потому  что перевод этот особым изяществом слога не отличается. Нередко в нем можно встретить что-нибудь в таком духе:

– Если вы хотите уйти, я на вас не обижусь, – сказал он. – Можете взять мантию –  здесь она мне уже не понадобится.

– Не будь дураком, – посоветовал Рон.

– Мы с тобой, – подтвердила Гермиона.     (с. 355)

Или:

В дверь протиснулась еще одна рыжая голова, принадлежавшая Перси Уизли, вид у него был не слишком счастливый.      (с.261)

Из интервью с Игорем Оранским я поняла, что это отредактированный Мариной Литвиновой текст. Так, например, идея назвать сову Гарри Буклей (а не Хедвигой), а преподавателя зельеделия – Снеггом (не Снейпом) принадлежит вовсе не Оранскому. То есть, установить, какое именно переводческое решение кому принадлежит, не представляется возможным, поэтому, наверное, правильнее было бы называть этот перевод переводом Оранского-Литвиновой.

В качестве одной из претензий к переводу Оранского я встречала историю о том, как питомец Невилла почему-то у него стал черепахой вместо жабы. В издании 2012 года такой ошибки нет. Но, в любом случае, подобные претензии нужно адресовать скорее редактору, а не переводчику. Это редакторское дело посмотреть на текст со стороны и исправить ошибки и недочеты переводчика.  В данном случае абсолютно очевидно, что это допущенная по невнимательности ошибка, а не сознательное переводческое решение заменить всех жаб на черепах. Впрочем, анонимный редактор и корректор, работавшие над изданием 2012 года, все же пропустили некоторые огрехи  – на их совести, например, то, что слова «Слизерин» и «Гриффиндор» иногда вдруг перестают склоняться (например, на с. 239-240), а Фламель внезапно превращается во Флэмела (с. 265).

Кажется, ситуация с изданием книг о Гарри Поттере наглядно демонстрирует работу крупных российских издательств. В них экономят на всем, от сотрудников до бумаги, не очень-то отбирают переводчиков, скупятся на редакторов и корректоров, не особенно следят за качеством продукта, а если вдруг оказывается, что с перевод почему-то не «пошел», убирают имя переводчика подальше и отдают текст на перелицовку, толком не разобравшись, в чем, собственно, состояла проблема…

Вышедший в издательстве «Махаон» перевод Марии Спивак получил множество негативных отзывов. Критикуют его в основном за то, что в нем иначе переданы многие имена и названия. Как не возмутиться Думбльдором, муглами и Хогварцом, когда они сколько лет были Дамблдором, маглами и Хогвартсом! Страшное дело — привычка. Помните, сколько шуму и протестов было, когда «Вконтакте» поменял дизайн? Вот и тут что-то похожее.

Да, непонятно, почему Спивак приняла именно такие решения. Последовательности в ее выборе не прослеживается. Отчего название школы дается в форме «Хогварц», а не «Хогвартс», а косматый лесник назван «Огридом» вместо «Хагрида», неясно. В «Думбльдоре» и «муглах» видится транслитерация (передача каждой буквы оригинала кириллическим знаком), времена которой в отечественной переводческой практике давно прошли. «Дидероты» с «Невтонами» остались где-то в пушкинской эпохе. Современная общая практика – имена собственные транскрибировать, передавать кириллицей максимально близко звучание имени в исходном языке (если уже нет иного традиционного способа передачи этого имени; поэтому «Гарри», а не «Харри»). Поэтому, конечно, правильнее писать «Дамблдор», «Дадли», «Дарсли» (не «Дурсль», как в переводе Оранского-Литвиновой), «магл» и т.д.

Иначе поступают с «говорящими» именами и названиями, то есть теми, смысл которых как-то обыгрывается в произведении. Их по возможности переводят, сохраняя при этом «иностранный» колорит. Но в этом деле главное — не переборщить. Не нужно лихачить и бежать впереди автора, лучше руководствоваться правилом «не уверен – не обгоняй», точнее – «не уверен – не переводи».

Дело в том, что состоящих из понятных, переводимых частей имен и названий бывает много, а вот таких, которые действительно обыгрываются в тексте – гораздо меньше. Если имя или название что-то значит, но непонятно, как этот смысл срабатывает в тексте и срабатывает ли вообще, лучше воздержаться от его перевода (или, по крайней мере, обсудить значение имени с автором книги, если это возможно). Например, фамилию Лонгботтом (long – «длинный», bottom – «низ», «зад») совершенно напрасно стали переводить как Долгопупс или Длиннопопп, потому что она в тексте никак не обыгрывается, а персонаж, ее носящий, разве что немного неуклюж.  Тут уж впору до того увлечься, что и фамилия Гарри будет переведена, станет он каким-нибудь Гончароу, к примеру. Впрочем, в издательстве «Махаон» сообразили, и в издании 2017 года вместо Длиннопоппа, о котором многие возмущенно писали, все-таки появился Лонгботтом.

Если же есть веские причины переводить имя или название, это надо делать очень аккуратно: нужно придумать такое слово, которое будет и вызывать нужные ассоциации и звучать достаточно «по-иностранному». Только тогда переводческая придумка будет органично смотреться в тексте. Вот, например, фамилия преподавателя гербологии – Sprout, «росток». Очевидно, что имя персонажа и его род занятий тесно связаны. В «росмэновском» издании эту даму зовут Стебль, а у Марии Спивак она – Спарж. Оба варианта, в общем, неплохи, но второй кажется немного удачнее, потому что имя получилось и понятное, и вместе с тем «иностранное». Довольно удачным представляется решение Марии Спивак назвать полтергейста с дурным характером Дрюзгом – в оригинале он Peeves (peeve – «раздраженный»). В переводе Оранского-Литвиновой этот персонаж так и именуется Пивзом, вызывая ассоциации разве что с пивом. Или название одного из колледжей школы, в оригинале Ravenclaw (raven – «ворон», claw – «коготь»), в одном переводе дается как Когтевран, а в другом – Вранзор. Второй вариант удачнее, потому что и семантика ворона сохранена, и слово получилось вполне «английское», на Виндзор похоже. А «Когтевран» – слишком очевидная поделка, на английское слово совсем не тянет. То, что в варианте «Вранзор» отсутствует семантика когтей, не страшно, ведь в названии колледжей важно именно указание на какое-то животное, так Слизерин намекает на что-то слизкое и скользящее, на змею, а Гриффиндор – то ли на грифа, то ли на грифона.

Кроме того, при переводе имен (как и при переводе вообще) очень важно быть деликатным, стараться не делать лишнего и не вносить в текст лишних смыслов. К примеру, если назвать школьного тренера назвать мадам Самогони (в оригинале она Hooch, что действительно значит «самогон»), то неизбежно будет казаться, что эта дама – большая любительница выпить, о чем в книге ничего не сказано. Хотя, может, переводчик хотел вложить в это имя смысл вроде «учись гонять сам на метле», но все же об этом читатель подумает далеко не в первую очередь. В переводе Оранского-Литвиновой этого персонажа зовут мадам Трюк, что, конечно, гораздо удачнее. Мне представляется, что фамилия этого персонажа вообще скорее звукоподражание, намекающее на скорость, что-то вроде «вжух!». Но это так,  досужий домысел.

Кажется излишним переводить и растолковывать имя Северус Снейп – оно и так звучит далеко не бело и пушисто. Но все же переводчики увлекаются выдумыванием новых имен, и в «росмэновском» варианте появляется Северус Снегг, а у Марии Спивак и вовсе Злотеус Злей. Если первый вариант хоть и избыточен, но приемлем, то Спивак в этом случае выбрала явно неудачный, слишком топорный и недостаточно «иностранный» вариант.

С географическими названиями действует тот же принцип, что и с именами. Поэтому незачем селить тетю с дядей Гарри ни на Тисовую, ни на Бирючинную улицу, ведь их можно спокойно оставить на Привит-драйве – название-то никак не обыгрывается, а лишь выполняет функцию самого обычного названия для самой обычной английской улицы…

Перечислять странные переводческие решения можно очень долго – их в каждом из переводов много. Но дело ведь не в этих частных случаях, не в том, учится Гарри в колледже Гриффиндор или на одноименном факультете, изучает травологию или гербологию, посылает письма с Буклей или с Хедвигой, играет в квиддич или квиддиш, ест шоколадных лягушек или шокогадушек, опасается Волан-де-Морта или Вольдеморта – все это не так уж принципиально. Принципиально, хорошо в итоге читается текст или нет.

На мой взгляд, главное различие между двумя изданными переводами Гарри Поттера состоит совсем не в именах персонажей, а в том, что один из них сделан с любовью, а второй – нет.

Как известно, «Махаон» издал не новый перевод поттерианы, а как раз один из первых, появившихся в сети, ведь Мария Спивак по собственному желанию стала переводить «Гарри Поттера» за несколько лет до того, как ей сделали предложение этот перевод издать. А когда человек просто делает то, что ему нравится, это всегда видно.

Да, Спивак иногда принимает странные решения по поводу имен, иногда заигрывается (чего стоит Злотеус Злей с шокогадушками!), иногда ляпает несуразности, которые легко могли бы исправить редакторы (например, про рассерженного рыжеволосого Рона говорится: «Лицо у него стало того же цвета, что и волосы» с. 157), но текст у нее получается живой. Персонажи разговаривают человеческими голосами, у каждого есть свой стиль – это важно. Да, «гоп-компания» по отношению к кругу общения родителей Гарри неуместна, зато «мугло проклятое» в устах грубоватого Хагрида звучит вполне органично. Если не обращать внимания на странности в именах, книга в переводе Спивак читается гораздо лучше, чем в версии Оранского и Литвиновой. Давайте сравним одну небольшую сценку:

Тут в обоих переводах нет никаких очевидных огрехов, никаких странных решений, бросающихся в глаза. При этом хорошо видно, что перевод Спивак гораздо компактнее, легче, живее и лаконичнее, чем текст Оранского-Литвиновой, и этим явно ближе к оригиналу. Ведь одно из достоинств книг Роулинг как раз язык, легкость и живость речи.

В общем, прочитав два русских перевода «Гарри Поттера», я могу сказать, что оба они далеко не идеальны. На мой взгляд, перевод Марии Спивак при всей спорности многих ее решений (и явной неудачности некоторых из них) сделан намного удачнее в части русского языка, легкости текста и живости речи персонажей. Для меня осталось загадкой, как переводу, изданному в «Росмэне», удалось сделать книги Роулинг такими популярными в России. Я его читала с трудом, с усилием продираясь сквозь серый, как и бумага, язык. Но это, наверное, у меня профессиональная деформация.

Александра Горбова