Букодаты

Международный день писателя. Празднуем!

Мар 03, 2017 Переплет

В наших широтах весна — книжное время. Время читать, думать, разговаривать о прочитанном. Зимой думать не хочется, хочется  под одеялом  питаться через трубочку теплым латте с материнским молоком.  И чтобы тьерсеновские аккордеоны (тадам-тадам-там-там) приглушенно на заднем плане. Весна же другое, весной все иначе. Люди, протащившие себя сквозь бесконечную зимнюю серость, размыкают сжатые челюсти и выдыхают воздух, который набрали в ноябре.  Как говорилось в старом стишке, «распускается медведь и расцвел валежник», все хлопают себя по бокам и ходят, в изумлении оглядывая новый, омытый талой слезой мир. Ноздреватые, как герой Гоголя,  сугробы оседают и проваливаются сами в себя, расползаются склизкими темными пятами льда. Во влажном воздухе витает пепел сожженной Масленицы, а третьего марта празднуется Всемирный день писателя. Мы спросили шесть не самых плохих писателей о смысле их работы, не деля их на детских и не детских, агнцев и волков, потому что в таком делении, во контексте их внутренней работы, мы не видим смысла. Читайте — это лучшее, что может предложить читатель писателю.

Дарья Вильке

Дарья Вильке

— Что значит для вас быть писателем? Каково это?

— Быть писателем — это, наверное, писать прекрасные книги, которые у многих становятся любимыми. И создавать какие-то миры, в которых тому, кто читает, хочется остаться подольше. Или, может быть даже, навсегда. И еще уметь говорить такие слова, которые могут сказать только писатели — и которые будут как раз точно вовремя. Ну и уметь говорить просто о сложном, и уметь находить смысл в том, что кажется бессмысленным — и помогать находить этот смысл тому, кто соприкоснется с написанной им книгой.

— Когда вы ощутили, что вы — это он самый?

— Я так этого и не ощутила. У меня «синдром самозванца» в острой форме — все время кажется, что сейчас кто-то придет и разоблачит.

— Что у вас получается, как у писателя?

— Да вот не знаю. Иногда кажется, что вообще ничего не получается ).

— Что у вас не получается?

— Не получается отключаться от всего, что тянет вниз, когда пишу и уходить надолго на сто процентов в книгу. Я примерно знаю рецепт «идеального времени, пока пишешь» и «идеального окружения, пока пишешь», но в жизни так вот, идеально, бывает очень редко. И пока не получилось то, о чем я давно мечтала — делать какие-нибудь уникальные и безумные книжки-картинки с соавтором-художником, создать такой творческий тандем на годы, это пока неосуществимая такая мечта для будущего, может быть, когда-нибудь где-нибудь она воплотится.

— Чего бы вам хотелось, как писателю?

— Написать все те книги, что бродят где-то у меня в голове и так, как мне этого хочется, чтобы там было все: и лиризм, и макабр, и юмор (черный тоже!), и чуть-чуть сумасшествия, и гротеск, и эксцентрика, и волшебство, и глубина, и легкость, и все это одновременно.

— Для чего/кого вы пишете?

— Для себя-подростка. И для таких же, как я, для тех, кто со мной на одной волне. Я надеюсь, они есть.


Ася Кравченко

Ася Кравченко

— Что значит для вас быть писателем? Каково это?

— Почувствовала себя писателем, когда моя племянница спросила маму: «а ты Аськой гордишься?» Быть писателем очень нервно. Сегодня ты писатель, а завтра – какашка. Мне нравятся только два момента – когда что-то получается и бесплатно ходить на книжные выставки.

— Что у вас получается, как у писателя?

Думаю, у меня иногда получаются остроумные диалоги. Зато совсем не получаются описания: на моем третьем прилагательном становится скучно.


Ирина Богатырева

Ирина Богатырева

— Что значит для вас быть писателем? Каково это?

— Я мечтала быть писателем с детства. Сколько себя помню, на вопросы взрослых: «Кем ты будешь, когда вырастешь?» не моргнув, отвечала: писателем. Потому что столько же, сколько я себя помню, я что-то сочиняла. Наверное, в постоянной потребности к сочинительству, в постоянном состоянии двоемирия — ты живёшь как бы и сам по себе, и как бы во всех тех персонажах, которых ты уже выдумываешь, или ещё только собираешься выдумать — состоит это чувство. Кроме того, это чувство, что ты живёшь литературой. В смысле, это очень важная и поддерживающая часть жизни. И это успокаивает: даже если ничего не станет, литература у тебя останется. Не в смысле, личное творчество, а литература вообще — книги, без которых не можешь, те писатели, с кем ощущаешь внутреннее родство.

— Когда вы ощутили, что вы — это он самый?

— Я не ощутила. Мне самой себе это надо постоянно доказывать. Каждый раз, когда садишься писать что-то новое. Каждый раз, когда выходит книги. И особенно, когда собираешься на встречу с читателями. Но я и не хочу говорить о себе: я писатель. Определить себя как-то — значит, поставить на этом крест. Писатель как состояние — это моё; писатель как ярлык — нет.

— Что у вас получается, как у писателя?

— Думаю, у меня неплохо получаются описания чувства места. Не пейзажи или пространственные описания, а вот именно чувства духа места, со всей историей, ощущениями, со всем, что в это можно вложить. Ещё получается писать таких персонажей, которых я сама люблю. Если не люблю — лучше даже не браться, не получится. Люблю описывать путешествия, всяческие перемещения и вообще — этакое движение жизни, иногда ежеминутное, незаметное, но всё же влияющее на людей. И мне кажется, это тоже получается.

— Что у вас не получается?

Не получаются скучные, серые персонажи. Бытовые сюжеты. Описание всяческих бизнес проектов, чего-то техническое и т.д., в чём я не разбираюсь. В общем, всё, что мне самой неинтересно, к чему душа не лежит, не получится, я и не берусь. Знаю заранее, что не выйдет. Ещё поверхностные, беллетристические сюжеты. Это просто не могу. Потому что в каждого персонажа надо вжиться, а если скользишь, не цепляясь — зачем вообще писать?

— Чего бы вам хотелось, как писателю?

— Хотелось бы научиться так аккумулировать творческую энергию, чтобы хватило на году. Ну и не потерять при этом ясность ума, разумеется. А если уж почувствую, что ничего этого не осталось, то со спокойной совестью уйти, как Сэлинджер. Больше всего боюсь именно творческой пустоты и пустопорожних текстов.

— Для чего/кого вы пишете?

— Я не представляю какого-то конкретного читателя, но в то же время точно знаю, что пишу не для себя. Пишу — потому что по-другому не могу, потому что чувствую, что то, что я могу сейчас сказать, больше никто не скажет. А значит, есть люди, которым это надо. Вот для них и пишу.


Евгения Пастернак

— Что значит для вас быть писателем? Каково это?

Pasternak_0Во-первых, это очень интересно. Для меня процесс от «что-то такое свербит внутри» до «ой, получилась книга» до сих пор магический. Я не понимаю, как это происходит, не понимаю, что я для этого делаю. И потом не очень понимаю, какое отношение имею к результату. Особенно это касается книг, которые написаны давно.

А, во-вторых, это очень познавательно. Мне нравится копаться в материалах «по теме» будущей книги, мне нравиться консультироваться со специалистами, мне нравится как их хаоса фактов постепенно выстраивается система.

— Когда вы ощутили, что вы — это он самый?

Мне до сих пор с трудом дается предложение: «Я — писатель». То есть я ее произношу в налоговой, например. Но никогда не стану признаваться в писательстве в незнакомой компании.

— Что у вас получается, как у писателя?

— Делать умное лицо, когда мне задают вопрос, ответа на который я не знаю.

— Что у вас не получается?

— Отвечать на эти вопросы. Могу глубокомысленно ответить: «Ну не знааааю…»

— Чего бы вам хотелось, как писателю?

Мне бы хотелось зарабатывать написанием книг столько, чтоб не нужно было думать о том, где еще заработать.

— Для чего/кого вы пишете?

— Формально для себя. Потому что «что-то» свербит внутри у меня, и мне нужно это «что-то» из себя выписать. Но когда-то у нас с Андреем дети на встрече спросили: «А вы бы смогли писать в стол?». И я подумала и поняла, что не смогла бы. Мне нужна обратная связь. Пока мы пишем книгу, пока придумываем героев, пока книга свежая, она все время крутится в голове и мне все время хочется о ней поговорить. Наверное, отчасти для этого мы и придумали тест-чтение, потому что иначе отзывов днем с огнем не дождешься, а тест-читатели активно делятся мнением. Вот так поговорить с двухстами человеками и отпускает.


Наталья Ключарева

Наталья Ключарева — Что значит для вас быть писателем? Каково это?

— Для меня быть писателем значит быть собой. И быть счастливой. Что, в общем-то, одно и то же. Это произнести просто, а прожить… У меня только к 35 годам получилось принять свой дар и самой себе, наконец, сказать: «Да, ты писатель. И это твое дело на земле, твоя форма любви к миру. И хватит уже искать другие дела и формы». И это — при всей очевидности призвания, которое заявляло о себе с самого детства, вело меня во всех серьезных жизненных выборах (выбирая нужное для себя) и терпеливо прощало мне сомнения и пренебрежение.

— Что у вас получается, как у писателя? А что  нет?

— Получается писать под диктовку:) то есть не мешать тексту развиваться, как ему нужно, а не так, как я запланировала. Получается слышать музыку каждой фразы и минимально перевирать ее.
Получается сквозь реальное видеть символическое и писать о нем, не теряя реального. Это я ценю, наверное, больше всего.
Получается любить через текст даже тех героев, которых я никогда не смогла бы полюбить в жизни. В моих текстах нет антигероев. С формальной точки зрения, это, конечно, недостаток. У меня, вообще, не получается с внешней формой, особенно с сюжетом:) и часто не хватает чувства меры и вкуса, сдержанности и достоинства, так что живая эмоция порой переходит в ходульную сентиментальность и лубок.

— Чего бы вам хотелось, как писателю?

— Нормальных гонораров:( чтобы на них можно было бы жить, занимаясь только писательством. Хотелось бы умного и доброжелательного редактора, с хорошим вкусом и чувством стиля. Очень хотелось бы продуктивного профессионального общения и вписанности в мировой контекст.

— Для чего/кого вы пишете?

— Сложный вопрос. Я могу на него очень долго отвечать. Об одиночестве и совпадении со временем и т.д. Лучше не начинать:)
А просто сказать, что если текст выходит из небытия, значит здесь существует в нем потребность. Значит, кому-то он необходим. «Если звезды зажигают…», да:)


Александр Егоров

Александр Егоров— Что значит для вас быть писателем? Каково это?
— Быть писателем для меня значит настолько многое что вынужден ответить на вопрос лишь частично — роман с форматом вопроса вряд ли совместим. Но попробую как-то покороче, в стиле телеграммы к Азазелло. Первое — творить свой мир. Хороший мир. Я искренне верю с теорию о ноосфере, в то, что ни одна написанная строка не исчезает со всеми вытекающими отсюда выводами. Они, эти тексты, там живут и становятся реальными событиями, биографиями, историей. Чего ж Вам больше? Однако есть и вторая, третья, сто двадцать третья причины… Вторая — в борьбе со вселенской энтропией все мы (все, кроме просветленных подвижников, на этом я позволю себе настаивать) постепенно превращаемся … как сказал украинский писатель Сергей Жадан (на украинском это звучит на порядок изящнее и точнее) «в малоподвижную скотину только и способную на то, чтобы пережевывать никелевыми челюстями запасы еды, собранные на зиму». И это еще — лучший вариант, мирный! А вот что энтропия делает с нашими идеями, мыслями и чувствами —  обратитесь к тем кто работает в стиле «хоррор». Писать — это значит ( для меня) теребить, трепать, поливать, копать, ломать, строить, пить, медитировать (далее по словарю глаголов) в своем внутреннем мире. Он от этого как-то там живет и улучшается, а потому «никелевые челюсти» как-то больше не грозят.  Очень повезло тем, кто ощущает себя писателем так же как ощущает, например, голод или радость от того, что погода повернула к весне. Я вроде как в их числе.

— Когда вы ощутили, что вы — это он самый?

— Дважды. Первый раз — лет в 10. Хотел написать (на спор с сестрой, спорили на 10 пирожных»картошка») длинный-предлинный шпионский боевик. Дело было в СССР, поэтому главный герой был араб, а злобные враги — израильская разведка. Написал страницу и споткнулся на том, как главный герой выходит утром из каюты. Имени я ему не придумал, а надо было показать, что он только что проснулся. Как описать того, кто вышел на порог каюты? Мне кроме «заспанный араб» в голову ничего не пришло. Это было настолько смешно и настолько крепко засело в голове, что дальше писать было невозможно. Но, как ни странно, именно в этот момент я и впервые ощутил себя писателем. Второй (и определяющий) раз — примерно лет через 30. Мы с соавтором написали иронический детектив «Виагра в погонах». Мы ЗАКОНЧИЛИ РУКОПИСЬ. Дело даже не в том, что позже ее издали. Дело в том, что мы ДОПИСАЛИ КНИГУ ДО КОНЦА. Не короткое хокку, не заметки на полях, не эссе, а книгу. До конца. В этом все дело. После этого я пишу постоянно. От книги к книге. Обладатель захламленной и ужасно креативной мастерской, в которой нет ни одной законченной картины — это не вполне художник.

— Что у вас получается, как у писателя? А что  нет?

— Да почти ничего. Я неплохо себя чувствую внутри супружеского скандала Счастливой Импровизации и Прекрасного Плана. Они не против, чтобы я присутствовал. Радость от общения с еще не написанной, но уже живой книгой — вот, пожалуй, и все, что у меня получается. А к длинным рассуждениям о «писательской кухне» я отношусь настороженно. Я как-то разделяю «ремесло» (удачное складывание слов плюс игры с сюжетами и смыслами) и «писательство» (создание текста, за которым что-то стоит). Невидимое, оно там за текстом. Вот оно и есть самое важное. А все остальное у меня получается так себе, видали и получше.

 — Чего бы вам хотелось, как писателю?

— Долго жить и много писать. Если честно — я хотел бы быть профессиональным писателем. То есть чтобы «писать» и «работать» — это одно и то же. Но с социумом не совпадаем. Видимо «все в мире должно делаться медленно и неправильно, чтобы человек не загордился».

— Для чего/кого вы пишете?

— Я пишу для всех, кто захочет меня читать. Однако сейчас хочу совершить безумный, невозможный и невыполнимый прорыв — через некоторое время начать писать на другом языке.
На украинском. Возможно, это стоит мне жизни (в смысле — как писателю).  Однако я рискну.

Вопросы задавал Алексей Олейников