Список дел на послезавтра
Какие коварные штуки выкидывает иногда время! Давно собиралась написать про Барто, но все откладывала на послезавтра — список дел на послезавтра все время составляла мама писательницы, с наивным оптимизмом веря, что времени еще вагон. И вот, когда собралась, оказалось, что у Барто столетний юбилей – она родилась 17 февраля 1906 года.
Москвичка, дочь ветеринарного врача, Барто с детства сочиняла стихи. Молва приписывает ей такие строчки:
Девочка гуляла в зеленых лугах,
Ничего не знала о своих ногах.
Ноги – это важно, потому что девочка собиралась стать балериной. При этом она продолжала писать стихи, подражая модным поэтам своего времени. Однажды на концерте в балетном училище она читала заунывные стихи под названием «Похоронный марш». Их услышал нарком просвещения Луначарский и… предсказал ей будущее веселого поэта.
Теперь Агния Львовна Барто для многих – бронзовый памятник поэту, общественному деятелю, орденоносцу, нечто из области истории литературы. Некоторые этот памятник пытаются перенести в другое место – куда-нибудь в отдаленный дворик, объявляя те самые ее стихи, которые все знают с детства, несовершенными, примитивными и устаревшими. Не торопитесь защищать Барто, успокойтесь: поверьте мне, старому пирату, все это уже было давно тому назад, еще при ее жизни. И нападали, и критиковали, причем, с разных сторон: Чуковский ругал за рифмы, Маршак – за сбивчивый ритм и «неглубоко тронутый» сюжет…С Маршаком Барто вообще по молодости поссорилась, сначала грубо обозвав его «правым попутчиком», а потом дерзко заявив, что не желает быть «подмаршачником». Она очень расстраивалась от того, что Маршак мало хвалил ее стихи, все больше ругал, и однажды попросила его сказать, когда ему понравятся не отдельные строчки, а все стихотворение целиком. Маршак молчал долго, а Барто мучительно переживала разрыв. Но однажды он позвонил в дверь ее квартиры и объявил, что «Снегирь» – прекрасное стихотворение, только одно слово надо изменить: «Было сухо, но калоши я покорно надевал». Слово «покорно» здесь чужое». Вместо «покорно» появилось «послушно», что сути не меняло, но было более органичным в детской речи. А ведь «Снегирь» написан в 1938 году, зрелым уже мастером!
Один разгневанный родитель в письме распекал Барто за стихи про зайку, которого бросила хозяйка, — они, мол, заставили его дочь расплакаться: «Почему автор позволяет себе омрачать счастливое детство советского ребенка и травмировать его душу?»…Теперь же знаменитые ее «Игрушки» обвиняют чуть ли не в отсутствии глубокого чувства. Суров закон маятника!
Барто, слава Богу, сама к этой критике относилась со здравой иронией. Для нее главными судьями были дети, которые понимали и принимали ее стихи. Она любила встречаться с читателями. Это они давали ей темы и сюжеты, они посылали ей мощный заряд энергии, были ее строгими судьями и верными поклонниками. Когда говорят о том, что Барто, последовав совету Чуковского, стала писать сатирические стихи для детей, порой не обращают внимания на последние слова – «для «детей». А ведь это очень важно, потому что сатира сатирой, а доброе участие и мягкая критика поэта не лишают детей уверенности в себе и не позволяют обижаться за выставляемые напоказ недостатки, которые вполне можно исправить. Вспомните «портретную галерею» Барто: Антонину, которая влюблена («Первая любовь»), болтунью Лиду («Болтунья»), Сонечку из одноименного стихотворения, рассеянного Алексея («Что делать с Алексеем?»), надменную Настасью («Королева»), Лешеньку, которого все просят «сделать одолжение», героя стихотворения «Жадный Егор», которого на елке интересуют только подарки, капризную Лялечку, которой бабушка утюжит платье (каким замечательным афоризмом кончаются эти стихи: «Есть такие люди – им все подай на блюде!») и многих-многих других детей, характеры которых, что называется, списаны с натуры. Симпатия Барто к детям-героям смягчает те уколы, которые она делает для их же блага. В знаменитом стихотворении «Любочка» начало просто восторженное:
Синенькая юбочка.
Ленточка в косе,
Кто не знает Любочку?
Любу знают все.
Девочки на празднике
Соберутся в круг.
Как танцует Любочка!
Лучше всех подруг.
Но постепенно выясняется, какая грубиянка эта Любочка, какая она «во всей своей красе». А веселая трескотня героини стихотворения «Мы с Тамарой» сразу выдает сатирический настрой автора, который, однако, к концу сходит на нет:
Мы с Тамарой
Санитарки:
Тамара лечит,
Я – реву…
Но отнюдь не насмешка, и даже не улыбка были главными в ее взгляде на детей, а трогательное участие, сочувствие, желание научить видеть прекрасное, расшевелить сердце. Барто, конечно, настоящий поэт советского времени. Но ее позитивный оптимизм не мог замаскировать присущего ей лирического начала. Ведь почему дети так любят ее «Игрушки»? Чувствуют теплоту!
Ее человеческую теплоту сразу почувствовала и я, впервые встретившись с Барто в начале 70-х, во время грандиозной книжной выставки на Кузнецком мосту. Мне, тогда молодоому сотруднику издательства «Детская литература», пришлось работать стендистом, то есть попросту говоря, следить, чтобы посетители не умыкали книги. Барто позвала меня сфотографироваться с ней в компании ребячьей мелкоты: ей хотелось, чтобы вокруг были дети постарше. Наверное, ее взгляд привлекла моя ярко-красная кофточка. Я по глупости (или от стеснительности) отказалась, даже слегка обиделась, что меня приняли за подростка. Спустя лет пять я напомнила Агнии Львовне о фотографии, «на которой меня нет». Она засмеялась: «Конечно, дело было в кофточке!».
Вторые «обознатушки» произошли на роскошной лестнице Союза Советских Обществ Дружбы. Барто тогда была одним из руководителей ССОДа и часто принимала иностранные делегации. А мне в Детгизе часто поручали их сопровождать. Бегу я по этой лестнице, следом – пожилые польские писатели, а навстречу моей пресловутой красной кофточке — Агния Львовна с распростертыми объятиями. И руку подает, и обнимает, и что-то по-польски произносит. Пришлось объяснить, что я даже не переводчик, а сотрудник Детгиза. А она улыбается: «Но как похожа на полячку!». Ее выдержка и добросердечие были естественными, что редко встречалось у чиновников высокого ранга.
Барто никогда ничего не «наигрывала», оставалась самой собой. Про одну чиновную даму как-то сказали: «Ну, сейчас начнет «обаять!». Барто не нужно было играть в обаяние, оно было присуще ей от природы. Подумаешь, редкое дело – воспитанность и доброжелательность! Да, в наше время редкое.
Вы заметили, как наши современники, особенно, молодые, разговаривают по телефону? Не дослушивая собеседника, перебивая, то и дело раздражаясь, если их не понимают…Мне не раз довелось беседовать с Барто, но более других запомнилось именно телефонное общение.
В 1978 году она готовила какое-то выступление о познавательной литературе для детей. За детскими материалами она нередко обращалась в Дом детской книги и умело использовала их в своих докладах. Тогда познавательными книжками в ДДК занималась я, потому и получила задание проконсультировать приболевшую Агнию Львовну по телефону. Мы проговорили добрых два часа, и меня, «молодого специалиста», поразило то, с каким вниманием и уважением Барто слушала, какие толковые задавала вопросы по детскому восприятию. Ей было интересно все: кто пишет познавательные книжки для маленьких, о чем пишет, как пишет (особенно ее волновал язык этого раздела литературы), как дети понимают написанное, о чем еще хотят почитать…Мы обнаружили много общего во вкусах и взглядах на литературу, но в конце разговора Агния Львовна заметила: «Желаю вам сохранить так порадовавшую меня самостоятельность». На следующий день я получила в подарок книгу Барто «Записки детского поэта», которая часто помогала мне, в том числе и в сохранении самостоятельности.
В ней, например, Барто пишет: «Белинский говорил, что искусство смешить труднее искусства трогать. Мне кажется, что в наши дни искусство растрогать не менее трудно, а иногда и остро необходимо. В свое время советская поэзия для детей решительно отказалась от всякой слащавости, умильности, ложной трогательности. Но, ожегшись на молоке, мы стали дуть на воду. Может быть, как раз потому и надо сейчас вселить в душу ребенка подлинную высокую лиричность, которая защитит его от рассудочности, от «развенчания» Деда Мороза». Это ведь о сегодняшнем дне: когда прагматичная литература «забивает» головы детей фактами («Ведь это, пожалуй, мозги заболят!», как сказано в стихотворении Барто «Качели»), и о том, что отсутствует хорошая лирическая поэзия. Ее очень беспокоило засилье литературной серости. Кажется, сказано прямо сегодня: «Необходимо преградить путь этой псевдолитературе, ведь самый факт появления серой книжки открывает дорогу для другой, ей подобной. Вот так-то и снижаются требования к художественному качеству!».
Читайте Барто! Не откладывайте на послезавтра! И стихи, и воспоминания, и дневники, и выступления на писательских съездах, где она включала в поэтические «обоймы» действительно великолепных поэтов – от Заходера до Сапгира — вне зависимости от отношения к ним литературных начальников.
Перечитывайте Барто! И вместе с ней думайте о детях, для которых мы с вами работаем, и о которых она, в частности, написала:
В детской сказке я прочла,
Что лесными феями
Семена добра и зла
В душе детей посеяны.
Коль тебе не повезло
И в душе пробьется зло.
Поступай ему назло,
Чтобы зло не расцвело!
Не случайно слово:
«Дети» –
Слышно в слове
«Добродетель».
Ольга Корф
