Журнал Переплет

О тонкостях перевода книг Роальда Даля, языковой игре, чувстве языка и свободе собственного прочтения мы поговорили с Ольгой Мяэотс, переводчиком и руководителем отдела детской литературы Библиотеки иностранной литературы им. Рудомино.

— Ольга, повод для разговора очевидный — премьера фильма «Большой и добрый великан» по одноименной книге Роальда Даля. Судя по отзывам, фильм у Спилберга получился, но есть одно замечание — в картине звучит другой перевод, отличный от книги. Пожалуй, это стартовая точка разговора о Дале — каково переводить его книги, и нужен ли канонический перевод, чтобы у зрителя, который потом может стать читателем, не возникало диссонанса?

— Обычно при переводе фильмов редко берут авторский текст. Это связано с деньгами, с прокатом и авторскими отчислениями.Например, я переводила «Сто один далматин», а перевод фильма уже сильно отличается от моего. Как правило, киношники не занимаются поиском книжных переводчиков, а переводят заново, это распространенная практика.

— Насколько сложно переводить Даля с его языковыми играми? Можно ли вообще адекватно перевести его?

— Конечно, можно, потому что ты переводишь не дословно, а переводишь сам дух писателя, и у него есть свой язык и ты ловишь интонацию автора. Необязательно находить точное соответствие любой игре слов или приему, ты в принципе играешь по правилам и законам автора, создаешь свою джазовую интерпретацию текста и сможешь обыграть его прием в другом месте — не ломая себя и русский язык. Бывают вещи, которые не ложатся там, где следует, а в другом месте ты настолько сжился с автором, что уже не определяешь разницы между своим и авторским текстом. Как дети говорят, как кто написал? Я.

Когда я преподавала английский в нашей в библиотеке, я давала фрагменты «Большого и доброго великана» детям на перевод. Класс шестой, седьмой. Именно те фрагменты, где он играет словами. И они очень здорово это подхватывали, лучше, чем профессиональные переводчики.У нас были невероятные находки. Потом я тот же фокус проделывала с текстами Маргарет Махи. Это то, о чем говорил Чуковский — у детей есть потребность в игре словами, они очень тонко чувствуют ее и если ты еще не знаешь, что это непереводимая игра слов, то очень лихо придумываешь свое.

— Получается, что вокруг Даля вообще можно выстроить межпредметный урок — одновременно и литературы, русского и английского языка.

— В библиотеке имени Рудомино мы каждый год с февраля по апрель проводим конкурс художественного перевода для детей от одиннадцати до шестнадцати лет.  Самый первый конкурс был десять лет назад и тогда он был по Далю. Помню, дети тогда выходили на какие-то совершенно удивительные рассуждения о его книгах. А в этом году конкурс проходил по последней книге Роальда Дала, «Минипины», она еще не переведена на русский. Там тоже была игра слов, с которой дети справились, очень удачно подхватывали настроение книги. Что касается межпредметного урока, то я хочу сказать, что мы каждый год для участия в конкурсе ищем в первую очередь учителей русского языка. Нам важнее, чтобы дети овладели русским. Подсказанная игра на чужом языке — когда, с одной стороны, тебе хочется подправить чужое, а с другой — нет такого страха сделать ошибку, как на своем родном русском — это очень важно и интересно. Это ситуация свободного творчества, которая раскрепощает детей. Ты вроде бы даешь задание по английскому, но на самом деле оно по русскому языку. Потому что очень бывает, что у детей с английским все нормально, а с русским полный швах. И как раз Даль дает языковую радость, радость игры со словами, радость пробовать и поправлять.

— Получается, что вы заворачиваете сложную задачу по русскому языку в игру, в перевод, который не требует никакой ответственности и вообще это игра. А раз так — почему бы не поиграть? 

— Да, потому что сегодня очень маленький словесный запас у детей — а здесь ты его вынужден расширять, сам придумывать красивые и необычные слова, спрашивать у других, и ты глубже начинаешь чувствовать свой язык, ощущать, что он живой и он разный. Когда мы давали на перевод тексты Маргарет Махи, то просили сочинить продолжение. И знаете, получаются очень интересные варианты. Находятся дети, которые забывают о правилах и оценках, и их тянет драйв за собой. Мне кажется, что и в Дале очень важен вот этот творческий драйв.

— А дети не боялись сложности задачи?

— Нет. Здесь включается очень важная вещь для переводчика — наитие. Ребенок не знает, что это нельзя перевести. Никто из них не пришел и не сказал — вы с ума сошли, что вы мне дали. Попробуйте, поиграйте, представьте, на что это похоже и, когда один придумывает, начинается соревнование, люди начинают фонтанировать. Еще чем хороши такие задачки — вокруг текста того же Даля можно выстроить любую игровую деятельность. Придумайте, как звали других великанов, братьев, сестер, племянников — что угодно, чего в книжке нет.

— Достроить этот мир.

— Да, и тут сложность в том, чтобы выйти из школьного шаблона, потому что как только дети попадают в школу, их сразу начинают учить — это правильно, а это неправильно. Творческое начало в ребенке убивается. Здесь их надо подтолкнуть, показать, что можно делать неправильно, что часто бывает у Даля.

— Тут мы от практических вопросов по развитию словарного запаса ребенка перешли на вопросы фундаментальные, к разговору о праве ребенка на ошибку, на собственное прочтение текста, на возможность сделать неправильно, но по своему.

— Мне кажется, что книги Даля ценны тем, что его нельзя оценить однозначно. У каждого ребенка есть право любить или не любить книгу. Как у нас принято — нельзя, чтобы не нравилась «Война и мир». Я как-то читала дочери «Матильду» Даля и мне очень нравилось. И в какой-то момент, в середине книги, она сказала — нет, мама, давай не будем читать эту книгу, так нельзя к родителям относиться. Это была ее точка зрения, она прочитала ее так. И как раз интересен этот спор — что это неоднозначные тексты. Кому-то они нравятся, кому-то кажутся слишком простыми или неправдоподобными. Важно, чтобы у каждого была собственная точка зрения. Великан утащил эту девочку — хорошо это или плохо? А если бы он ее бросил, что могло бы быть? Во всех этих случаях возникают развилки, которые формируют твою точку зрения. Важно, чтобы ты мог ее осмыслить и объяснить.

— В каком возрасте можно работать с Далем?

— Здесь важны не только возраст, это зависит даже от пропорции мальчиков и девочек. У меня как-то было два восьмых класса — в одном были девчонки и мальчишки, а в другом только девочки. И я от этих девочек-отличниц просто умирала, их невозможно было растормошить, они смотрели друг на друга, и боялись себя как-то проявить, боялись быть первыми. А с другим классом, где были хулиганистые парни, мы прекрасно работали.

Читать Даля можно и в старших классах — потому что что это детское чтение и можно обсуждать текст уже свысока. Им уже можно задать этот вопрос: «в каком возрасте лучше было бы это прочитать». Мне кажется, что его книги на все возрасты. Можно рассказать и биографию Даля — у него же была интереснейшая жизнь, можно упомянуть о том, что несмотря на всю свою популярность, Даль за свою жизнь не получил почти ни одной премии. Его четко взрослые выкидывали, как антипедагогичного автора. И здесь может возникнуть серьезный разговор о критериях успеха, о признании, и тем из детей, кто сейчас откинут школой, троечникам и двоечникам, это может быть важно. Что можно пробиться, главное, идти своей дорогой и не смотреть, как тебя оценивают. Такие разговоры «за жизнь» очень нужны детям.