Журнал Переплет

Начнем с красивой новогодней цитаты — прямо из Москвы декабря 1953 (или 1954) года:

«…Их влекла к себе всегда одна и та же обрамлённая огнями витрина. Достигнув её, они останавливались и с увлечением разглядывали волшебное царство, сверкающее за толстыми зеркальными стёклами.
Во всё окно, до самого потолка, стояла там зелёная, живая ёлка, вся сверкающая серебряной мишурой и разноцветными огнями лампочек. А что же творилось под её распахнутыми лапчатыми ветками! Тут румяные куклы в синих и белых шапочках катались на санях с горки. Бежали на лыжах весёлые лыжники. Снегурочка в серебряной шубке кормила морковкой плюшевых зайцев. Красная Шапочка разговаривала с волком, а волк поблёскивал зелёными прозрачными глазами-пуговицами. Здесь, у ствола ёлки, стоял весёлый дед Мороз в красной с золотом шубе, с серебряной бородой и с большим мешком за плечами. Яркие парашюты спускались сверху, а над ними парили серебряные самолёты с красными звёздами на крыльях… И над всем этим сказочным миром висели неподвижные ватные снежинки, отливающие серебром, – словно и правда снег идёт, только снежинки летят так медленно, что не заметно, как они опускаются вниз».

Повесть «Старшая сестра» написана в 1955 году. Я прочитала ее впервые лет в 9-10, с тех пор перечитывала много раз, как и все книги, которые мне понравились. Оскар Уайльд сказал, что не бывает моральных или аморальных книг, бывают книги хорошо или плохо написанные. «Старшую сестру» я назову книгой, написанной хорошо. Легкий язык, бытовые подробности, отвлекающие от линии сюжета (без которых так легко обходятся шаблонные советские книги «для младшего и среднего школьного возраста»), не навешивание на героев ярлыков и как следствие – гуманистическое сочувствие всем…  В общем, как говорил Сергей Довлатов – «в этой повести нет праведников и нет злодеев». Есть люди, которые живут в Москве в первой половине 1950-х.

Есть в повести формально положительная семья – Стрешневых (и примкнувшие в ним Рахимовы, Репкины…) и отрицательная семья – Белокуровых (и примкнувшие к ним Петушковы). Но на деле все не так просто, слава богу. Каждый участник повести вызывает вопросы. И это не от прозорливости читателя, а – по собственной воле автора, то и дело напрямую озадачивающей: «Шура Зыбина <…> Кто она? Или очень добрый и спокойный человек, выросший в хорошей, доброй семье, или она просто равнодушное существо, ещё не понимающее настоящих привязанностей, не знающее огорчений?» Рабочие и инженеры, соседи и учителя – они живые люди, за жизнью которых мы подглядываем в книжную скважину.
Посмотрим поближе на семью главной героини – Зины Стрешневой:

Отец Зины – рабочий-вальцовщик, отец троих детей. Постоянно готовится к политзанятиям. Коммунист. Дружит с директором завода и главным инженером (про его дружбу с другими рабочими не указывается). Иногда ездит в отпуск (один, без семьи) к матери в колхоз. После смерти жены оказывается абсолютно неприспособленным к быту: «Отец стоял возле кухонного стола и мыл тарелки. Выходило это у него очень неуклюже — вода плескалась и на стол, и на пол, и на брюки..». Передает малолетних детей и заботы по хозяйству своей старшей дочери, тринадцатилетней Зине, сам продолжает жить как жил: отдыхать дома после работы, выступать на каких-то политсобраниях. Лишь через несколько месяцев после смерти жены решается вызвать на помощь свою мать. Между приехавшей бабушкой и детьми нарастает напряжение, закончившееся для Зины нервным срывом и конфликтом в классе. Тогда отец сообщает дочери, ослабевшей от непосильной ноши: «Предатели вот из таких людей и берутся, которые не умеют твёрдыми быть, не умеют быть принципиальными».

Мать Зины, посвятившая себя семье. Видимо, никогда не работала на производстве (что немного удивляет). Ладит с соседками по коммунальной квартире. К собственному здоровью относится несерьезно, что приводит к трагедии.

Бабушка Зины. Вроде бы отрицательный персонаж – поругивает покойную невестку, маму Зины, с которой при жизни они не сошлись характерами, учит внуков корыстолюбию и лицемерию, да еще и религиозна и может совратить детей коммуниста на путь «отсталых людей». При этом бабушка – общительная, неглупая (речь ее для колхозницы из глухой деревни связная и даже образная: она говорит о своем возвращении в Москву как о переезде «из земли Халдейской в землю Ханаанскую»). Хорошая хозяйка; полностью берет на себя уход за тремя внуками, прощает сыну его равнодушие. Две комнаты в коммуналке для нее кажутся уютной и теплой квартирой по сравнению с собственным домом в колхозе. А уж как ей нравится питание в Москве по сравнению с послевоенной деревней! И зарплата сына-рабочего, на которую кормятся пять ртов, кажется ей богатством!

Многое можно увидеть в зарисовках из школьной жизни Зины (она учится в школе для девочек, следовательно, действие происходит не позже 1953-1954 учебного года). Учителя, как говорит нам автор, тоже бывают разные. Даже если они вроде бы настоящие проводники линии партии. Учительница русского языка равнодушна к своим ученицам, да и в других вопросах она оказывается поверхностной (и это подчеркивается). Хорошо, что есть мудрые, душевные директор Марья Васильевна (типаж — выжившая в 1937 году директор школы Алевтина из «Детей Арбата» Рыбакова) и классная руководительница, любимая девочками Елена Петровна.

К сожалению, автор не может удержаться, чтобы не притянуть за уши злободневную мораль. Обманывать нельзя, потому что «ты обманешь свою пионерскую организацию». Помогать другу нужно, потому что ты пионер. Дикое назидание Зине от любимой учительницы, когда стало известно, что девочка не «по-пионерски» пошла в церковь святить кулич в угоду своей бабушке: «Павлику Морозову было нелегко идти против своего отца, но он не уступил, не сдался. Умер, но пионерской совести своей не уронил!»

Вообще к месту и не к месту упоминаемые «пионеры», «коммунисты», «задача партии», «политинформация»  кажутся добавленными в текст для антуража, для лучшего воссоздания исторической действительности. Хотя действительность весьма успешно воссоздается и без этого: лучшая подруга Зины покупает ей на день рождения «беленький кружевной воротничок, за которым ездила в большой универмаг». Отец дарит «хорошие акварельные краски, большой набор. И тут же две новые, ещё нетронутые кисточки <…> настоящие акварельные краски!» Эх, бедно живут люди в столице, в Москве! И то — по сравнению с только что отгремевшей войной – конечно, «жить стало лучше, жить стало веселее». Женщины в простых рабочих семьях могут не работать, дети ходят в музеи…

Но, читая о школьном судилище над Зиной после доноса на нее подружкой-одноклассницей и видя реакцию взрослых на это безобразие, понимаешь – товарищ Сталин умер (по всей видимости, за полгода до описываемых в книге событий), но его черная тень еще накрывает советских людей от мала до велика.

Ладно, будем считать перегибами на местах. Ведь даже ненормально развитая в повести тема борьбы с религией, автор не скрывает – это борьба тех, кто хочет бороться.

По сравнению с натужным богоборчеством и борьбой за принципы так просто и человечно рассказывает автор про горе девочки Зины после смерти матери, ее отчаяние, попытки полноценно вести хозяйство, ее усталость и замотанность… А ведь в душе у нее и любовь к природе, и страсть к рисованию, и умение помогать, и лояльность или, если говорить языком повести, непринципиальность: когда девочка-подросток готова стерпеть, промолчать, простить, поверить… И то, что автор не отворачивается от своей героини, подтверждает мысль, о которой в начале книги задумалась Фатьма, подружка Зины: клятвы – не главное. Главное – быть настоящими, не советскими и не антисоветскими, а – людьми.

Катарина Гулевская