Сказки

Чудо об Утенке

Ноя 03, 2016 Переплет

Засыпая, Маша часто говорит о своем утенке. Вот и вчера:

«Когда я вырасту, я окончательно все узнаю. И узнаю, что мой утенок — просто игрушка. Но сейчас я пока маленькая, и верю, что он живой».

Утенок приносит раздумья об основах бытия. О вере и знании, о взрослении, о времени. Например, недавно, тоже засыпая:

«Мой утенок уже так давно у меня живет и никак не превращается в утку. Может, он все-таки игрушка? Нет-нет! Наверное, он просто очень медленно растет, как я. Ведь я тоже так давно живу и до сих пор не превратилась в тетю. Интересно, когда я стану тетей, он станет уткой? А вдруг — это утеночный Питер Пэн? Тогда он навсегда останется утенком…»

Этот утенок, действительно, живет с нами уже очень давно: два года. Для пятилетнего человека — целую вечность. Маша никогда не играет с ним, он закопан на самом дне сумки для игрушек. Но она о нем думает, что гораздо важней.
Утенок пришел к нам из книжки о Простодурсене, попавшей мне в руки позапрошлой зимой. Маша была в садике, а я в обнимку с полугодовалой Улей весь день валялась под одеялом, не в силах оторваться от простых и обыденных чудес Приречной страны.
Чем дальше я читала, тем очевиднее становилось, что, увы, с Машей читать эту книгу еще очень и очень рано. Кстати, этой зимой Простодурсен, думаю, уже будет нам в самый раз.
Но поделиться чудом очень хотелось, и я использовала старый добрый пересказ с картинками, который первые два года был нашим единственным способом знакомства с книгами.
Больше всего Маше понравился Утенок. Как он говорил «кля-кля» и сидел у Простодурсена в кармане.
«Вот бы и у меня завелось яйцо с утенком», — мечтательно прошептала Маша, засыпая, и этим, сама того не ведая, запустила механизм Чуда.
На следующий день я зачем-то зашла в магазин канцтоваров, и на глаза мне попалась коробочка с волшебным яйцом.
«Положите на ночь в воду, и утром вылупится утенок»,- гласила инструкция.
«О!»,- подумала я.
Но я и представить себе не могла, насколько это было «О!!!!»
Конечно, Маша пришла в восторг. Конечно, тут же позвонила папе, бабушке и любимой воспитательнице и, захлебываясь, сообщила, что у нее «завелось яйцо». Конечно, по пути из садика домой она успела рассказать об этом всем продавщицам и старушкам у подъезда. Конечно, она каждую минуту бегала проверять, не треснула ли скорлупа… Но все это было еще не чудо, а обычный детский восторг по поводу новой игрушки.
Чудо пришло вечером, в потемках, на грани между сном и явью. И с тех пор оно чаще всего выбирает именно это время, чтоб напомнить о себе. Когда свет был выключен, и все, наконец, затихли, и я сама уже начала засыпать, в тишине вдруг раздался замирающий Машин голос: «Мама! Там в яйце КТО-ТО шевелится…»
В этом голосе звучало такое сильное чувство, что мне стало не по себе. Прямо скажем, стало стыдно от того, что я уже не способна вот так переживать жизнь. Как чудо. И даже немного завидно.
До сих пор не могу найти ему названия, этому чувству, для себя я обозначаю его с помощью швейцеровского «благоговения перед жизнью», но это за неимением более точных слов. Это тоже был восторг, но уже совсем другой. Необыденный, чистый восторг соприкосновения с чудом.
Утром сквозь сон я услышала, как босые пятки протопали на кухню, где на подоконнике в баночке из-под детского пюре жило Яйцо. Еле разлепив глаза, я глянула на часы: до будильника оставалось еще сорок минут, а раннее пробуждение никогда не входило в Машины привычки. В следующую секунду сон слетел не только с меня, но и, наверняка, и со всех соседей.
«Мама! Я вижу лапки! Я вижу клювик! Мама! Это утенок! ААА!» — вопила Маша, скача вокруг яйца, как стадо диких буйволов.
Утенок был голый, скользкий, дико уродливый и от этого весьма правдоподобный.
«Можно мне его подержать?» — замирая, попросила Маша.
Надо было видеть с какой трепетной осторожностью моя бурная девочка, в чьих руках ломаются даже стулья, взяла в ладонь этого крохотного мокрого уродца… Утенок, свесив большую голову, меланхолично глядел в пол.
«Слишком тонкая шея», — отметила я про себя, заранее холодея от мысли, что утенок может не выдержать Машины восторги.
» Мама, смотри, — прошептала Маша, — он первый раз видит пол…»
Разумеется, в то утро утенок, сидя у Маши в кармане, отправился с нею в садик. По пути она спешила передать ему свое знание о мире:
«Смотри, это забор, он железный, его нельзя лизать зимой. А это асфальт, он твердый, на него больно падать»
Она говорила с такой нежностью, совершенно для нее несвойственной, что я просто ушам своим не верила. Неужели это Маша? Человек, который выражает свои чувства исключительно скачками и воплями?
Слушая, как она разговаривает с Утенком, я вдруг поняла, что Маша будет хорошей мамой.
А еще, что она, на самом деле, с трепетной нежностью относится к своей недавно родившейся сестре. До этого Маша никак не проявляла своих чувств к Уле, а я была озабочена только тем, чтобы Маша в своих бурных играх ненароком ее не затоптала.
И вдруг этот скользкий, невероятно гадкий, новорожденный утенок стал ключом к нежности, таившейся под спудом.
«Мама, ведь он, как Уля», — сказала Маша, подтверждая мою догадку, — » он все в мире видит в первый раз! А я ему объясняю…»
Дальше в нашей истории с Утенком было еще много всего: он терялся, Маша спасала его от злых мальчишек, кормила, укладывала спать и так далее. Но главное уже случилось: тогда, когда он, мокрый и противный, сидел у Маши в кармане, а она грела его рукой и рассказывала, что асфальт твердый…
Хотя нет, еще об одном событии все же стоит рассказать. Однажды ночью я проснулась кормить Улю и увидела ужасное. Утенок, который спал, разумеется, у Маши в кулачке, упал на пол. И лежит у кровати. А чуть поодаль лежит его голова…
К утру я успела свалять из шерсти нового утенка и, подложив его Маше, рухнула на кровать. Маша все поняла правильно. Через полчаса она растолкала меня со словами:
«Смотри, мой утенок уже подрос, у него появился пушок!»
Я выдохнула. А Маша вдруг добавила:
«Глазки у него теперь совсем, как у игрушки»
И только тут до меня дошло, что Маша считает Утенка живым. Вскоре это подтвердилось. Мы ходили на встречу с Настей Орловой. Настя спросила, у кого какие животные есть дома.
«Утенок!» — гордо выкрикнула Маша, перекрывая банальных котят и хомячков.
«Утенок?»- изумилась Настя и вопросительно поглядела на меня.
«Игрушечный»,- произнесла я одними губами.
«Нет! Настоящий!!!» — гневно подскочила Маша.
«Конечно, настоящий!» — хором воскликнули мы с Настей.
Не знаю, чем закончить эту историю, потому что она еще продолжается. Можно, например, вспомнить Даниила Андреева, который считал, что любовь ребенка к любимой игрушке не может исчезнуть бесследно, и даже утверждал, будто из нее рождаются и приходят в мир новые души. Не знаю насчет новых душ, но в наших душах благодаря этой любви Маши к Утенку точно родилось что-то новое и важное.
А еще я иногда спрашиваю себя, было бы чудо, если бы я просто рассказала Маше о том, как из яйца вылупился утенок? Или если бы пересказала похожий эпизод из какой-нибудь другой книжки? Мне почему-то кажется, что нет. Искра, зажегшая всю эту историю, вылетела именно из «Простодурсена«…
А ведь нам еще только предстоит его прочитать!

Наталья Ключарева